Его решетка напоминала ему тюрьму, в которой он когда-то сидел. Только лучше.
Осужденный на пожизненное за жестокие убийства. Только мораторий на смертную казнь цивилизованной в прошлом страны спас его жизнь.
Напрасно.
Он - король арены первого уровня. Хозяин смертоносный косы.
Он - Айзек Фостер.
В его камеру не проникал даже свет, но его это не беспокоило. Ему здесь нравилось. Душный влажный запах затхлости подземки. Он к этому привык. Лишь временами доносились странные безумные "ихи-хи-хи" из его камеры. Это был настоящий зверь, полноправный хозяин первого уровня самой жуткой арены.
Нет, он не был потерянным, как мог бы показаться на первый взгляд. Он просто при жизни был безумным. Его держали в отдалении от остальных бессмертных. Кажется, его боялась даже охрана, периодически шныряющая между камерами и проверяющая своих пленников.
В очередной раз, когда свет фонарика выхватывал блеск его желтого глаза, они старались быстрее пройти мимо. У него была одновременно гетерохромия и анизокория, что вкупе с бинтами по всему телу придавали ему по-истине дикий и страшный вид. Никто не знал, что у него было на уме.

Шаги... Его слух обостренный от постоянного сиденья в темноте был обострен до предела. На лице у него появился оскал. А вот и они. Тащат кого-то в соседнюю камеру. Какой-то маленький мешочек. И из него кого-то вытряхнули. Айзек повернул голову в сторону пленницы. Ей была девочка. Маленькая девочка. Его глаза настолько привыкли к темноте, что он прекрасно её видел. Тем более, что на клочок её камеры попадал тусклый рыжий свет лампы. Но чем дальше, тем ближе к нему, тем сильнее и плотнее становилась темнота. И зловещее. Скрывая настоящее чудовище, для которого не было ничего святого. Он убивал всех.
Они бросили ее как тряпичную куклу и заперли ворота ее клетки.
- Что это за прелестная мышка? - сухой, немножко хриплый мужской голос раздался откуда-то из темноты. Но он был таким громким, жутким и раскатистым, что казалось, звучал прямо в ушах. Словно он там, рядом. Протянет руку из темноты и схватит её.
Фостер не любил мышей. Особенно он не любил крыс. Он давил их. Пальцем. Или ботинком. До хруста их маленьких мерзких косточек. А потом срывал шкуру и ел. Еще теплыми.
Интересно, она тоже вкусная? Он втянул носом воздух, который мало-помалу начинал наполняться запахом свежей плоти.

Мужчина раздул ноздри, ощущая, как запах страха и паники наполняет соседнюю клетку. Она сначала было бы метнулась к нему, словно ища защиты, но потом заметила его взгляд. А он видел ее большие распахнутые от ужаса глаза. Правильно, бойся. Беги. Беги как можно быстрее и дальше, пока тебе дают время. Но если бы он захотел ее убить сейчас - её бы не спасла решетка между ними.
Ему было бы достаточно просто схватить её за что угодно: за руку, за ногу, за шею, а после втянуть к себе. Естественно, даже она не пролезла бы через прутья. Но он просто сломал её и раздавил. И она была бы мертва. Вот так просто.
Бессмертные ничем не отличаются от людей. Такие же жалкие, слабые, хрупкие, эмоциональные.
Единственное, что заметил его взгляд - она была другая. Чуть другая. Этот странный рог на её лбу. Лбу... Рог... Она такая же как и он - чудовище.
Все тело Айзека покрывали бинты. Они не были видны под брюками, кофтой и капюшоном. Лишь их часть закрывала его лицо. Все его тело пострадало в огне. Кожа сгорела, сделав из него безобразное чудовище, вынужденное всю свою жизнь скрывать свой облик под белыми медицинскими бинтами.
Но этот интерес быстро прошел. Его утомляла её трескотня.
- Засохни, единорожка! - огрызнулся он. - Твой визг раздражает меня.
Особенно раздражает, потому что он только пробуждает в нем желание её убить.
Тот, кто думает, что в бойцовском клубе находятся только случайные жертвы, которым "не повезло", ошибаются. Здесь обитали и такие, как он. Фостера любили. Он радовал тех, кто жаждал крови и зрелища. Он не задавал вопросов, он не собирался убегать. Он не рассуждал о морали. Да и как может такой как он рассуждать о чем-то подобном? Айзек и сам это прекрасно понимал.
- Единорожка, я тебя "обрадую". Отсюда уходят только на тот свет.
Айзек не умел ни читать, ни писать. А потому не любил запоминать и имена. Он давал всем клички. Эти клички заменяли ему чужие имена. И если она хочет с ним продолжать общаться, то ей придется смириться с тем, что теперь он будет всегда её так называть.

Отредактировано Isaac Foster (14-03-2021 20:46:12)

- Я не хочу тут находиться. - Эти слова Юи произнесла еще раз, но вскоре она утихла. Айзек закричал на нее, и попросил ту стать по тише, что девочка покорно и сделала. Слишком долгое время та провела в лаборатории, и обычно бывало что за плохое поведение той потом сильно доставалось. А здешнее место было суровее, и та не знала, что на уме у этих людей. Ее взгляд не отрывался от соседа камеры. Он пугал ее, и выглядел так словно эти прутья были ему не помехой. Ее все время не покидало чувства того, что если она лишь на секунду отвернется, то тот сразу прорвется в ее камеру. Но и своими гляделками надоедать тому не хотелось, поэтому та решила с ним поговорить.
- Мистер мммм... - Задумалась Юи, ведь имени этого человека та не знала. Она слышала его конечно, но быстро забылось, ей все же тогда дали под дых. Но как выкрутиться та знала, девочка решила дать ему кличку. Тот всё же называет ее единорожкой, почему и ей его как-нибудь не назвать. - Мистер мумия, а куда меня привели. Что это за место? - Только в ответ она услышала, что скоро сама все узнает. Этот ответ не очень нравился бессмертной, и она лишь обняла свои колени. Ей хотелось покинуть это место, но как сбежать? Здесь охраны выше крыши, и они будут суровее чем люди которые были в лаборатории.
Прошло не так много времени, и вскоре к ней в камеру пожаловала новая гостья. Это было молодая девушка со светлыми волосами, а вместе с ней был мужчина довольно суровый. Это начало настораживать ее еще сильнее. Зачем они здесь? Что им нужно? Мужчина лишь продолжил стоять у прохода, и закрывал своим телом место где находился Айзек. А вот девушка подошла по ближе. При виде нее Юи отползла немного подальше, и подняла руку. Она боялась что ее вновь начнут бить, но в ответ та услышала спокойный голос. Оливия, так представилась девушка. Она казалась более дружелюбной, чем все которых она встречала. Ей даже стало немного спокойнее на душе. Девочка даже смогла немного успокоиться, и вытерла слезы которые начали подступать бинтами, что были у нее на руке. - Меня зовут Юи. Где я? Что это за место? Почему город так выглядит? Почему здесь монстры? - Конечно вопросы должна была задавать Оливия, но девочка решила опередить ее, и начала первой засыпать ее вопросами. Она хотела знать что произошло, и почему теперь все такие злые.

Оливия мысленно обошла каждого из зверей управляющих сим заведением, мысленно распяла каждого и только потом с доброй улыбкой продолжила отвечать девочке. Совсем юная не больше десяти лет, с необычной внешностью и закостенелым отростком торчащим из лба, он так удачно напоминал рог, что эта черта вбилась в голову. Может кому-то подобное покажется милым, но не Оли. Она точно знала - милого здесь нет ничерта.
Айзек что-то говорил обращаясь к Арташе, но Оливия смотрела только на маленькое перепуганное создание. Правда, охранник не спешил держать ноту молчания:
- Сиди молча. - Это единственное что он сказал смотря в сторону мужчины, но врач чувствовала своим нутром его недовольство происходящим. А также желание поскорее убраться. В отличии от остального контингента, он не спешил потешаться над чужими проблемами, от того и ему приходилось в застенках не сладко.
- Приятно познакомиться, - несмотря на то что девочка так и не удосужилась ответить на её простой вопрос, Оли не испытала раздражение. Детям сложнее адаптироваться, особенно если в подобной ситуации оказываются впервые. Если не впервые... тот тут скорее у них трудности с восприятием и принятием реальности. Уроки силы понимают все от мала до велика. - Я не могу ответить на твои вопросы, - она говорит не громко, но четко выговаривает каждое слово, в её тоне нет и намека на усталость, лишь малая доля участия. - Возможно тебе будет легче, если ты начнешь воспринимать это место временным домом, - по её спине пробежался холодок, от подобных слов, но что ей остается? Работать с детьми всегда сложнее, если сказать все в лоб, без малейшей подготовки - закроется в себе и перестанет отвечать. На это, конечно, обратят внимание остальные и девчонке самой будет хуже. - Давай начнем, Юи. Сколько тебе лет?
Хотелось разобраться со всем побыстрее, ни ей, ни Арташе некомфортно было находится рядом с ребенком. Они не смогут ей помочь, даже попытавшись лишь даром сложат собственные головы. В прошлом... они оба пытались, тем или иным способом, но они не могут.
- Я вижу у тебя бинты на руках, ты ранена? Может у тебя что-то болит? - Оли не приближается к клетке, это крайне важный пункт. Каким бы не был милым бессмертный сидящий рядом с тобой - он может в любую минуту перемениться. - Если все пройдет хорошо, быть может мне удастся убедить перевести тебя в другую камеру, - вялая улыбка еще держится на губах, а от приманки, кою сулит на девочки начинает тошнить. Нет, если все пройдет хорошо и будет положительное заключение, она все непременно попытается исправить ей условия содержания, но... На это небольшая надежда, ведь слишком глупо привозить новое мясо и кидать его рядом с "львом", коим наверняка считает себя сам Айзек. Это необычайно глупо даже для пустоголовых охранников.

Ух ты! Какие мы грозные.
Пока снаружи.
Но пререкаться Айзек не станет, лишь хищный оскал перекашивает его лицо. Потому что его не интересует мужчина. Его интересуют те две. Мышь и крыса.
Но в их разговоре не было ничего содержательного и интересного. Лишь одно нытье, нытье, нытье под режущим слухом пищанием. Как же его раздражало это нытье, чем больше, тем дальше. Это было незаметно из-за капюшона и темноты, но его довольная рожа сделалась кислой и перекошено пресной. Он откинулся назад, прижавшись затылком к прохладной стене, закрыв глаза и зевнув. Мужчина уже даже скрестил руки на груди, готовясь закемарить, как его уши услышали прекрасное.
Он открыл один глаз, потом второй, как хищный кот заслышавший шуршание мыши.
- Ихи-хи-хи-хииииииииииииииииии, - его и соседнюю камеру залило неприятный, высокий очень, визгливый неприятный смех безумного маньяка. - Интересно, ты бы смогла это повторить еще раз, когда я бы стал вырезать твой болтливый язык, ахааа-ха-ха-ха-хииииии! Жалкая лицемерка...
Он поднялся на ноги рывком и посмотрел на всю эту честную компанию.
- Я тебе скажу, что будет. К тебе никто не придет, единорожка. Тебя никто не спасет! Тебя приведут в место, где заставят умирать. И ты будешь умирать там много раз, каждый раз с особой жестокостью, пока тебя не станет. А она... Тебе врет. Она здесь не решает ровным счетом ничего. А ты жестока, докторша... Даже я так не умею...
Его голос из безумного приобрел ноты угрозы. - Так нагло врать в глаза той, кто тебе доверилась.
После чего вновь разразился приступом смеха.
А тем временем единорожка сделала то, что пытаются сделать многие, кто попадают сюда - сбежать. Фостер припал к своей решетке, схватившись руками за прутья. В нем играл азарт. Жертва убегает. Это же так интересно и весело! Не будь между ними сейчас решетки, он бы бросился за ней с упоением и бешеным азартом. Хотя нет. Она же ребенок.
Он бы дал ей фору.
Отсчитал до пяти. Благо хоть считать по пальцам он умел.
А потом бы побежал! Бежал до тех пор, пока её визгливый голосок не затих бы. Нет, Айзек не был садистом. Он убивал сразу. Четко, без сожалений и колебаний. Смертельное ранение. И все. Но это не переставало делать его настоящим зверем.
Ему даже стало интересно, кто побежит за ней первым. Тот бугай, или же её настигнет охрана. И кто из них будет более "милосердным"? Лицемерие всегда прячется за маской лживой благородности. Вот поэтому он ненавидел врунов. Ненавидел ложь каждой клеточкой тела. И за это готов был убивать жестоко и беспощадно.

Отредактировано Isaac Foster (03-04-2021 18:24:08)

Страх... Он витал в воздухе и был ощутим, как ощутим липкий запах пота в душном маленьком помещении. Айзек раздул ноздри и оскалился, наблюдая за девочкой. Столько эмоций, столько страха в её огромных глазах, в которых стояли слезы.
Идеальная жертва. Будь сейчас он на их месте - он бы её уже прикончил.
Его рука не дрогнет.
Но...
Тут вмешались они. Садисты. Фостер перевел взгляд на эту парочку и внезапно замолчал. Затаился как зверь в засаде, наблюдая.
Они все трое были мерзкими отбросами. Айзек знал, что ничуть не лучше их, но во многом хуже.
Однако...
Он не мучил своих жертв. Не насиловал. Не резал ножом в лоскуты. Он не получал от их бессильных криков и воплей удовольствия. Ему нравилось, когда от него убегали. 
Запугать. Но не пытать. Смерть в руках Айзека подобна пуле, выбивающей тебе мозги. Едва ты ли успеешь понять, что случилось. А уж долго мучиться - и подавно.
Эта девчонка - его. Она принадлежит ему! От кончика своего стремного рога до мизинца на ноге. Его добыча!

- Что это за дым?
- Не знаю, но близко лучше не подходить, - слова этого урода были верны, но бессмертный совершил роковую ошибку - слишком близко подошел к клетке Айзека, пытаясь безопасно обойти этот подозрительный дымок. Пара лишних сантиментов - фатальная ошибка.
Айзек не церемонится ни с кем. Он, на момент затаившийся, вдруг ударяется об прутья своей решетки, вытянув руку и схватив за руку охранника. Резко упершись ботинком в прутья, он всей телом рванулся назад, утаскивая его к себе.
Грохот тела об металлические прутья, а после нечеловеческий вой.
Фостер не просто сломал эту руку, он вывернул её в суставе и оторвал, разрывая плоть.
- Ах ты ж маньяк! - женщина вскинула винтовку, открыв огонь по клетке Айзека, но тот выставил еще её живого напарника, подставляя под пули винтовки.
- Визжишь как свинья! - Фостер просто схватил его за открытый рот. Нижняя и верхняя челюсть. А потом просто разорвал ему рот. - И-ХЬЯ-Я-Я-Я!
Чувство, будто он упивался происходящим.
Второй охранник был развеян на месте. А мужчина отступил в темноту, слившись с ней. И лишь красные глаза чудовища смотрели на надзирательницу.
- Если не вернешь её на место, ты следующая. Я тебе обещаю. - Он угрожает, даже находясь под дулом оружия. И ничто не дрожит в его голосе. Нет, так звучит голос чудовища, полностью уверенного в том, что он говорит.
- Гребанный маньяк! А ну, пошла в свою решетку! - барьер был снят, а Юи загоняли обратно, размахивая перед её носом штыком размером с неё саму. Она прекрасно понимала, что убив Айзека - сама станет в ближайшее время жертвой на этой жуткой арене. Этого урода любят организаторы именно за его безумие.

Отредактировано Isaac Foster (05-04-2021 16:06:37)

— С... Спасибо вам... — то, что услышал Айзек и оцепенел. Одно слово, которое разоружило полностью монстра и поставило его на колени. Парень посмотрел на свои руки. Те были залиты еще теплой кровью. Как обычно. Как обычно его ненавидят и боятся. Но что-то... Изменилось.
Словно кто-то плеснул воды на его вечно горящий огонь в груди. И угли зашипели, но не могли снова разгореться в пожар всепоглощающей жестокой страсти.
- Дура что ли!? - заорал он на неё. Кто в здравом уме за такое благодарит? Даже безумный Фостер это понимал. А потом огрызнулся на остальных. - Эй! А ну заткнулись там!
Вот только ему никто никогда в жизни не говорил "спасибо". Умоляли перед смертью, пытались обмануть, оскорбляли, проклинали. В основном проклинали. Даже собственная мать.
Нежеланный отброс. Мусор, который должен был сдохнуть давным давно. Проклятое создание.
Айзек попытался вернуть себе выбитое самообладание, разозлиться. Его не сломить этой показательной... Вот этой фигней, короче!
Но инстинкты охотника улеглись. Девчонка больше не проявляла страха. Наоборот. В её глазах появилось неприятное равнодушие. Мышка легла на пол и больше отказывалась бежать от кошки. И почти умерла. Можно было попробовать её напугать. Но прутья решетки не дадут ему это сделать.
Мужчина раздраженно фыркнул, пнул какой-то мусор и вернулся к своей любимой дальней стене и уселся обратно. Это чувство ему не нравилось. Оно было настолько непривычно, непонятно. Он не знал, что с этим делать.
Впервые кто-то в жизни сказал ему "спасибо" именно за то, что он сделал. А ведь он только что порвал другому бессмертному пасть.
Бинты на руках намокли от крови. От своей и чужой.
Пока он пытался разорвать ему рот, он и не заметил, как поранил пальцы как о лезвие ножа о клыки. Плюс, чужая кровь впиталась в белые ткани. Их нужно было снять. Чем он и занялся.
Девочнку он тревожить больше не стал. Пусть спит.
А ему нужно было переварить сегодняшнее. Это так сложно! Сложно! У него башка сейчас лопнет!

Отредактировано Isaac Foster (09-04-2021 15:53:01)

Время здесь текло немного по-другому. Здесь не было часов, а потому минута могла тянуться, а часы пролетать незаметно, и вот уже наступала ночь. К сожалению или счастью для Айзека, который до этого вообще жил в водостоках, для него абсолютно ничего не изменилось. Он не спал на подушках, не укрывался одеялом, его доставали мерзкие мыши и крысы, блохи, что такое свежий воздух - он и забыл. Так он и жил у себя на родине, поэтому можно было сказать, что эти застенки были прямо по-настоящему хоромами для такого как он. Ветер не дует, клопы и блохи не кусают, заразу подхватить не страшно.
Мужчина лишь скосил на нее глаза, а потом вернулся к своему занятию. Он узнал, что девка проснулась. Но как это должно было волновать его? Никак.
Пока её голос не зазвучал. Безумие было зарядившееся в его сознании от её тоненького писклявого голосочка, было тут же притупленно сказанным.
- ... - он медленно повернул голову в её сторону, как хищник наблюдающий за каждым его движением. Словно чувствуя это, девчонка отходила медленно, словно боясь любым резким движением этого зверя напасть. Но почему-то он не нападал, хотя ему хватило бы скорости реакции дернуться и ухватить её. А дальше мужчина уже бы не выпустил её. Живой. Фостер внимательно смотрел на малую. Фыркнув, он отвернулся, отрезав грубо и бесцеремонно. - Я тебя  не просил.
И все же. Почему-то сейчас в этой маленькой девочке он ясно увидел собственное отражение. Такого же возраста. Такой же страшный, потерянный, замотанный в бинты. И от этого буквально тошнило как от чего-то мерзкого. Когда-то он сам находился как она вот на такой переломной грани. Даже вспоминать не хотелось.
Пусть не рассчитывает на то, что с ним можно подружиться. И тем более меньше всего ему хотелось слушать её слезливые истории как тех нытиков, которые попали сюда. Тошные, жалкие, ноющие. Ничтожества.
За жизнь всегда нужно было бороться.
Как будто когда-то было иначе.
Как будто что-то в жизни принципиально изменилось в этом мире, где или ты, или тебя.
Непонятно, сколько часов прошло, когда в один момент эти висящие бинты без единого шороха незаметно были утащены внутрь. Но если присмотреться, он не спешил наматывать их на себя. Он смотрел на них и... Обнюхивал. Как бродячий пес обнюхивает странные предметы. Что тем самым он пытался унюхать в этих полосочках белой ткани?

Отредактировано Isaac Foster (21-04-2021 16:50:11)

Айзек запоминал запах бессмертной. Она пахла на удивление приятно и вкусно. Аромат был слабым и нежным, а к самим бинтам хоть и примешивались другие, почти остывшие резкие запахи. Запахи больниц. Впрочем, запах на его собственных руках был куда омерзительней. Кровь этих надсмотрщиков была такой же гнилой, как они сами, каким в сущности гнилым был он сам. Поэтому Фостер сначала снял свою кофту, оставших в одних штанах. Под кофтой у него ничего не было кроме кусков истлевших и посеревших от грязи и времени бинтов.
Теперь было видно, что они покрывали его все тело, включая голову и лицо. А сама его комплекция тела говорила о том, что он довольно физически крепок. Нет, у него не было красивой и проработанной мускулатуры. Он был тощим, но очень жилистым. Он обгорал неравномерно. Сильнее всего пострадали ноги, дальше огонь полыхнул вверх, объедая живот, руки, плечи, лицо, фактически сделав его на время живым факелом.
Смотав почерневшие бинты на руках, он принялся заматываться в новые. Процесс был довольно быстрым.
Бессмертный делал это сноровисто, явно не первый раз сматывавший так себя.
Конечно в тот день его забрали органы опеки. Мать лишили родительских прав, а Айзека после долгого лечения отдали пожилой чете, которые, как оказалось, брали себе смертельно больных детей на дохаживание, получая за это хорошие деньги. Все это время он слышал о себе только две вещи: оскорбления и жалость. Если первые быстро выработали в нем стойкость и равнодушие, то жалость была, пожалуй, самой раздражающей из эмоций, которую он ненавидел и презирал всем сердцем и душой.
Коричневая кофта с тихим шуршанием легла на тело, а капюшон скрыл голову и большую часть лица. Теперь в какой-то мере они стали связанными. Не только отдаленным печальным прошлым детства, но и запахом. Она отдала ему единственное, что у неё было. Просто так.
Фостер обернулся и посмотрел, как она скребла свои каракули на стене.
- Эй! ТЫ, единорожка! Как ты говоришь, тебя зовут? - спросил Фостер. Он правда не силился запоминать чужие имена, ему они были вообще без надобности. Но сейчас она стала невольно частью его пространства. Нет, она не стала ему кем-то, он не пытался и не будет пытаться с ней подружиться или пообщаться, он скорее принимает её как данность этого пространства. Как решетки, как охрану, как местные камни и другой мусор.